Поцелуй на берегу - Страница 10

— Как почему?! — снова завизжала Сандра, театрально заламывая руки. — Это из-за него папа слег с сердцем! А мне ничего не сказал! Наверное, опять что-то с фондовой биржей, по ночам всегда приходят плохие новости… Николь, умоляю, не томи: скажи, откуда ты его знаешь?

— Что?..

— Откуда ты его знаешь?

— Вот! — Николь поспешно достала из кармана брюк визитку.

Брюки еще были до сих пор мокрые после прогулки по пляжу. Николь вдруг вспомнила Люка, пляж, свои босые ноги на ледяном песке, и ей стало неимоверно стыдно. Такой хороший парень, а ведь она его запугала своими рассуждениями о всякой чепухе! Запугала настолько, что он теперь ее начнет сторониться. Зря. Потому что он чертовски красив со своей серьгой в ухе, и вообще… У нее давно не было постоянных отношений. А редкий, нерегулярный секс со случайными знакомыми давно перестал удовлетворять Николь. Морально и физически.

— Николь, ты вообще слышишь меня?

— Да?

— Я спрашиваю, откуда это у тебя? Кто он такой? Что ему надо от нашей семьи?

— Мама, можно, я тебе потом расскажу? Мне сейчас срочно нужно к папе.

— Николь! Я лягу рядом с ним с точно таким же приступом, если ты немедленно не скажешь мне!

— Нет, мама. — Она взяла из шкафа чистые джинсы и теперь натягивала их, прыгая по комнате на одной ноге. — Вот как раз если я тебе расскажу, ты точно сляжешь.

— Ой!!! Мне уже плохо!

— Мама!

— Николь! Я еду с тобой! Я буду слушать, о чем вы с отцом говорите! Я имею право!

Николь остановилась: нет, так дело не пойдет, маму надо оставить дома.

— Не волнуйся, мама, этот Голдфилд… то есть Мерисвейл не хочет нам ничего плохого. Он хочет дать нам денег.

— Денег? А сколько? А за что? А кто он такой? А почему ты тоже его знаешь? А почему…

— Мама!!! Ты вообще не замечаешь ничего необычного?

— А что?

— Ты больше нигде не слышала такую фамилию?

— Фамилию? — Сандра наморщила лоб и почему-то уставилась на свои ногти. — Хм. Да… ты знаешь, как будто слышала. Такое ощущение, что… А он не из Нью-йоркского дома молы?

Николь закатила глаза:

— Какой дом моды!

Сандра снова задумалась. Очевидно, созерцание собственного маникюра помогало ей размышлять.

— Хм. Ну если не из дома моды… Мерисвейл… Ой. — Она побледнела. — Так это же наша фамилия!

— Вот именно!

— Наша? Бабушкина? Он что, наш родственник?

— Вот именно!

— Ты его знаешь?

— Мы с ним вчера в первый раз встретились.

— Это ты дала ему наш телефон! Ну зачем?

— Да не давала я ему ничего! Он сам нашел и меня, и тебя, и папу… Он оставил мне эти визитки, просил одну передать отцу. Только я не думала, что после ужина в «Старом мельнике» его сразу понесет встречаться с папой.

— Ты была в «Старом мельнике»! — обрадовалась Сандра. — Ну как там? Джонатан все еще работает администратором? Ах, он такой милый…

Николь не отреагировала на эти слова. Мать в своем репертуаре. Тут уж ничего не исправить.

— А теперь я поеду, хорошо? Мы поговорим с папой о том, что Мерисвейл сказал мне и ему.

Сандра не слушала ее. Она беззвучно шевелила губами, глядя широко распахнутыми глазами в пол, словно ребенок, который слишком возбужден.

— Ты говоришь, хочет дать денег?

— Кто? — не сразу поняла Николь. — А, да.

— Родственник?

— Дальний. История полуторавековой давности… Так ты мне дашь номер врача?

Мать подняла на нее глаза, и Николь увидела их шальной блеск.

— Слушай, а он не сказал сколько?

4

— Я думаю, что дней десять-двадцать, не меньше, — устало сказал врач. — И то только при условии, что все пойдет идеально.

— А раньше никак?

— Нет. Никак. И даже не желаю это обсуждать!

Николь почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— То есть… Вы хотите сказать, что все очень серьезно?

Врач облокотился на стол и, подавшись вперед, почему-то вполголоса заговорил:

— А что вы хотели? Он чуть не умер сегодня ночью. И это может повториться в любой момент при самом малейшем волнении. К тому же возраст… Ваш отец, конечно, не старик, но все-таки. Ему не тридцать лет.

— Да? — Николь испуганно моргала и почему-то все время отводила глаза в сторону, на глупую картинку, висевшую на стене.

Главный кардиолог частной и самой лучшей клиники в городе смотрел на нее, едва сдерживая нетерпение.

— Так что я не советую вам с ним говорить вообще ни о чем. И лучше пока к нему не ходить… Извините, у меня дела.

— Да? А что же мне делать?

— Не знаю. Поезжайте домой. Живите, работайте, что там еще…

— А как же он?

— О господи!.. Оставьте вы его в покое! У него есть все необходимое, он лежит в самой лучшей палате, к нему приставлены две персональные медсестры. Да ему сейчас лучше, чем нам с вами! В определенном смысле…

— Но можно, я хотя бы посмотрю на него?

Врач вздохнул:

— Я чувствую, вы не отступите! Идемте! — Он поднялся и пошел по коридору, возле палаты резко остановился. — Только учтите: разговаривать на тревожащие больного темы нельзя.

— Поняла.

— А лучше вообще не разговаривать.

— Поняла.

— Вот!

Дверь распахнулась, и Николь увидела отца. Сердце ее почему-то подпрыгнуло и оборвалось…

Спустя много времени она часто вспоминала этот миг. Отец лежал закрыв глаза, на лице его читалась безмятежность. Он был совсем такой, каким она его запомнила в детстве: родной, близкий и добрый. Ей даже показалось, что лицо его светится каким-то внутренним светом.

Почему-то очень захотелось плакать. Прижав руку к губам, Николь прислонилась к косяку, и врач правильно понял этот жест.